Он попытался было обратиться к людям вокруг, но оказалось, что американцы не слишком образованны, так как не знали языков, коих чукча перебрал аж четыре: чукотский, русский, эскимосский и алеутский…
Эти американцы показались ему гораздо менее дружелюбными, чем спасители с корабля. Они не улыбались и вообще не смотрели в Ягердышкину сторону. «Ну и Бог с вами, — решил чукча. — Посплю лучше, утро вечера мудренее!»
Но не тут-то было!
Лишь только чукотское сознание отправилось к Полярной звезде, как сокрушительный удар обрушился Ягердышке на физиономию. Он открыл глаза и увидел перед собою дырявую голову Кола. Бала стоял поодаль, с интересом рассматривая плакат, трактующий о правилах пожарной безопасности на английском языке.
— Что, — с издевкой прошипел Кола, — думал, от нас в Америке скроешься!
— Чего надо? — твердым голосом спросил Ягердышка и схватился за нательный крестик.
— Чтоб ты сдох! — зловеще выдавил Кола.
— Господи, да что же это такое! — вскричал чукча. — Что же эти уроды ко мне пристали?! Неужели, Господи ты Всемогущий, не можешь отыскать для них подходящего места, где много кипящей смолы?!
Ягердышка соскользнул с кровати и встал на колени, уперев лоб в пол.
— Не могу более, Господи, такие мучения принимать! — зашептал чукча.
— Шепчи-шепчи! — ухмылялся Кола, а Бала все рассматривал плакат.
Ягердышка продолжал молиться, пока на его затылок не обрушился выдающейся силы удар.
— А-а-а-а! — завопил чукча, пытаясь сфокусировать зрение. — А-а-а-а!
За первым ударом последовал второй, а далее подошел Бала и добавил от себя в ухо, которое тотчас набрякло кровью.
— Что хотите?! — завопил Ягердышка, понимая, что может скончаться от побоев.
— Что хотим?! — захохотал Кола. — Смерти твоей!
— А что у тебя есть? — поинтересовался Бала. — Душу продашь?
— Нет, — испуганно ответил Ягердышка. — А вот Spearmint готов отдать весь, без остатка!
— Чего это? — спросил Кола.
— А это наподобие нашей смолы! Жевать можно. Только вкуснее! Американская!..
— Покажь! — протянул руку Кола.
— Вот. — Ягердышка вложил в ладонь Кола пластинку жвачки, а когда тот поднес ее ко рту, предупредил: — Развернуть надо! Бумажку не едят!
— Сам знаю!
Кола принялся жевать, и уже через мгновение его продырявленное лицо приняло благостное выражение.
— И много ее у тебя?
Ягердышка порылся в карманах и вытащил из них все, давеча подаренное американцами. Набралось пластинок двадцать.
— Вот! — протянул чукча.
— За эту кучку хочешь жизнь купить? — поинтересовался Кола, впрочем, незлобно.
— Покоя хочу, — признался Ягердышка.
— Хочешь покоя… — задумался каннибал и выдал свое решение: — Будет тебе покой. Раз в три дня станем приходить, а ты белую смолу приготавливай! Ровно такую же кучку! Не наберешь, пеняй на себя, бить будем!
— Согласен, — кивнул головой Ягердышка, хотя не знал, где сыщет такое богатство. Но три дня покоя!..
На том и порешили. Братья в сей же миг забыли о чукче и стали растворяться в пространстве, но со скандалом меж собой. Бала требовал законной доли. Последнее, что увидел Ягердышка, — как Кола съездил по физиономии Бала. Далее братья растворились окончательно, как сахар в чае.
Впервые за многие месяцы Ягердышка спокойно заснул.
Во сне он чувствовал какое-то смутное беспокойство, то чум ему снился родной, то Укля, а то вдруг светило в лицо огромным серебряным шаром Полярной звезды, которую, казалось, можно есть. Ягердышка даже поклацал челюстями, пытаясь откусить от мечты, но звезда вдруг исчезла, и во сне чукча заплакал…
— Чего плачешь? — раздался громкий голос над самым ухом.
Ягердышка открыл мокрые глаза и увидел перед собою толстого эскимоса в черном костюме и галстуке-удавке, с нависшим над узлом кадыком.
— Чего плачешь? — повторил эскимос, сняв с головы бейсболку. — Или не понимаешь по-эскимосски?
Ягердышка лежал с открытым ртом и думал о том, что старик Бердан не обманул его и в Америке живут богатые эскимосы. А этот, наверное, очень богатый — жирный и надменный!
— По-русскы понымаешь?
— И по-русскы, и по-эскимосски понымаю! — ответил счастливый Ягердышка.
Он сел в кровати и зачарованно уставился на жирного, как полярный гусь, гостя.
— А дразнытца не надо! — обиделся толстяк. — Я адвокат твой. Будем подавать прошение об политыческим убежище!
— Ты лучше по-эскимосски говори! — предложил Ягердышка. — Язык я этот знаю!
— Ты чукча? — поинтересовался адвокат, почесав кадык.
— Ага.
— Как звать?
— Ягердышка.
— Откуда язык эскимосов знаешь?
— Так я… Жена у меня эскимоска!.. А тебя как зовут?
— Меня зовут мистер Тромсе.
— Тромсе?! — удивленно воскликнул Ягердышка. — У нас так в стойбище шамана звали. Тромсе.
Толстяк еще раз оглядел Ягердышку и поинтересовался, кто его жена. Ягердышка ответил, что зовут ее Уклей, что взял ее вдовой.
— А что с Кола?
Далее чукча поведал о судьбе братьев Кола и Бала и только после рассказа понял, что жирный эскимос каким-то образом знает этих персонажей.
— Ты наш, что ли? — спросил Ягердышка.
— Я не ваш! — отчеканил адвокат. — Я — американец! Я отец шамана Тромсе!
— Неужели?! — воскликнул Ягердышка и бросился на грудь эскимоса.
Сие обильное проявление нежных чувств не обрадовало адвоката Тромсе, он оттолкнул Ягердышку на кровать и поинтересовался, жив ли еще старик Бердан.
— Жив-жив! — радостно уверил чукча. Я его щокуром кормил. Старый только…
— Будем подавать на политическое убежище! — повторил эскимос.